Ромен Гари и Джин Сиберг
Стрижка «под мальчика», лукавый взгляд, обаятельная улыбка, родинка, кофточка в полоску - вы можете не знать, как ее зовут и кто она такая, но ее изображение вам точно покажется знакомым. Она - актриса Джин Сиберг, американка шведского происхождения, ставшая символом французской «новой волны»...
Ромен Гари: приказано гореть!
Рассказывать правдивую историю жизни Ромена Гари непросто. Само слово «биография», стоящее рядом с именем писателя, звучит как насмешка и требует после себя уточнения. Чья именно биография? Ромена Гари? Эмиля Ажара? Шотана Бога? Фоско Синибальди? Впрочем, два последних имени так и остались в тени Гари и Ажара, на чье семантическое сходство (Гари - от «гореть», Ажар - от «жар») однажды указал сам писатель, добавив, что «гори!» - это главный приказ, от которого он никогда не уклонялся ни в творчестве, ни в жизни. Все эти имена с занимательными биографиями - лишь псевдонимы с вымышленными судьбами, ни одна из которых не равна судьбе прятавшегося за этими мифами человека. Конечно, между Роменом Гари и Романом Кацевым (настоящее имя) можно поставить знак приблизительного равенства. Однако не стоит забывать, что писатель приложил все усилия, дабы двойные волнистые черточки этого уравнения никогда не выпрямились окончательно.
Роман Кацев с детства мечтал оправдать надежды своей обожаемой матери, актрисы Мины Овчинской, которая видела сына то кавалером ордена Почетного легиона, то музыкантом, то актером. В общем, не важно кем, ясно было только одно: ее сын должен был стать великим! Для этого Мина даже выдумала историю, согласно которой, отцом Романа был известный русский актер Иван Мажухин. И Роман не просто не разочаровал мать - он переплюнул все ее смелые ожидания: юрист, военный летчик, дипломат, герой Сопротивления, личный друг Шарля де Голля - все эти достижения пойдут через запятую на обратной стороне книг Ромена Гари, потому что ее мальчик станет знаменитейшим писателем, о котором заговорит весь мир. Начав в 1945 году с «Европейского воспитания», Ромен Гари писал практически по роману в год и уже в 1956 году получил первую Гонкуровскую премию за книгу «Корни неба», посвященную спасению африканских слонов.
Но несмотря на премию, отношения с «братьями по перу» у Ромена Гари, выбивавшегося из всех литературных традиций того времени, складывались не лучшим образом. К «новому роману» в лице Дюрас и Роб-Грийе Гари испытывал нескрываемую неприязнь, не находя на их страницах ни одного живого героя. Американских писателей от Фолкнера до Хемингуэя он упрекал в озабоченности комплексами мужской несостоятельности. Однако и в адрес самого Гари звучало немало оскорбительных заявлений, и если на рассвете его карьеры многие критики и литературные мэтры не хотели относиться к Гари всерьез, считая его стиль недостаточно изящным, то спустя 20 лет писателя уже «сдали в архив», поставив на его творчестве крест. И тогда Ромен решил провернуть небывалую аферу: новый роман «Голубчик» он подписал именем Эмиля Ажара и с помощью своего друга отправил рукопись из Бразилии, чтобы сохранить полное инкогнито. Роман нового писателя с загадочной биографией был встречен на ура. Когда Эмилю Ажару пришло время появиться на публике, Гари попросил исполнить эту роль своего двоюродного племянника Поля Павловича. В литературных кругах тотчас заговорили о том, насколько юный племянник талантливее своего исписавшегося дяди. Читая рецензии влиятельных критиков, Гари смеялся от души, понимая, что простой литературный анализ смог бы вывести его на чистую воду. Но журналистам было легче воспевать нового талантливого писателя, чем поверить в гениальность самого Гари. Благодаря такой невнимательности критиков Гонкуровская премия в 1975 году снова попала в руки Гари за роман «Вся жизнь впереди», подписанный именем Эмиля Ажара. Всю правду об этой махинации Гари раскрыл в тексте «Жизни и смерть Эмиля Ажара», который по просьбе писателя был опубликован уже после его смерти.
Ромен Гари неоднократно признавался, что не может долго находиться «в своей собственной шкуре». Одного имени, одной личности было слишком мало для всех противоречивых «я» Гари. Презирая христианское обожествление страдания, высмеивая тягу к напыщенному драматизму, он постоянно боролся с собственными депрессиями и мучился мыслями о самоубийстве. Призывая в каждой своей книге уважать человека независимо от его расы, вероисповедания, банковского счета, он одновременно «порол розгами» того же самого человека за его низость и пошлость. Прослыв великим любовником и сердцеедом, он не уставал повторять, что ненавидит мужской «мачизм» и знает только двух «женственных» мужчин - Иисуса Христа и себя. У Ромена Гари было две мечты: писать книги в свое удовольствие, никогда их не публикуя, и создать «абсолютный роман», где автор и герой будут одним и тем же лицом. Первая мечта, на радость читателям и, пожалуй, самому Гари, так и осталась несбыточной: его книги печатали разные издательства, предлагая неплохие гонорары. Зато для воплощения второй мечты Ромен Гари приложил все усилия. Он придумал все: себя, своих двойников, свои книги, свою судьбу. Вся его жизнь стала романом, главным персонажем которого, помимо него самого, была Джин Сиберг.
Джин Сиберг: Неудавшаяся история Золушки
Незадолго до встречи с Роменом Гари Джин Сиберг побывала на передаче популярного американского журналиста Майка Уэллса, который слишком хорошо знал изнанку «американской мечты», чтобы с оптимизмом смотреть на успех очередной хорошенькой актрисы. «Надеюсь, история мисс Сиберг, новой Золушки, будет иметь счастливый конец», - с нескрываемой иронией в голосе подвел итоги Уэллс. И вряд ли даже он мог предугадать, что эта искренняя и невероятно обаятельная девятнадцатилетняя «Золушка» через несколько лет превратится в постоянную пациентку психиатрических клиник, станет страдать от алкогольной и наркотической зависимостей, будет втянута в политические игры и практически уничтожена ФБР, совершит десяток попыток самоубийства, последняя из которых окажется удачной.
Сиберг дебютировала в «Святой Жанне», для роли в которой Отто Премингер, известный своими садистскими методами работы с актерами, отобрав неопытную Джин из 18 тысяч претенденток, заставил ее состричь волосы и на протяжении всех съемок старался держать юную актрису в постоянном эмоциональном напряжении, чтобы добиться от ее игры желаемого эффекта. Однако фильм получился посредственный, а на новую актрису обрушилась ругань критиков. Хрупкая девушка не была готова к настоящей актерской жизни: едва успев оправиться после сложных съемок, во время которых вспыхнувший огонь опалил ее тело, Джин снова впала в депрессию из-за язвительных замечаний журналистов. Однако всего через год Премингер экранизировал знаменитую книгу Франсуазы Саган «Здравствуй, грусть!», доверив главную роль все той же Джин Сиберг. Новый фильм - новая ругань прессы. И может, Джин, собрав свои вещи, отправилась бы обратно в свой Маршаллтаун, если бы молодые режиссеры Франсуа Трюффо и Жан-Люк Годар не обратили внимания на миниатюрную девушку, в которой они разглядели «новую богиню». Сыграв свою самую известную роль в «На последнем дыхании», дебютной картине Годара, которая перевернула представления о кинематографе, Джин Сиберг стала символом зарождающейся «новой волны» и иконой стиля. В моду тотчас вошла стрижка а-ля Сиберг, актрису стали приглашать на званые вечера, ее очаровательное личико украшало обложки глянцевых журналов - это была настоящая слава. И хотя Джин снималась еще во многих фильмах (среди которых были и работы Клода Шаброля, и два неудавшихся фильма Ромена Гари, который решился на режиссерский эксперимент, чтобы поддержать жену, и фильмы с Шоном Коннери, Клинтом Иствудом и Мишелем Пиколли, и ставшая пророческой роль шизофренички-нимфоманки в «Лилит», за которую Сиберг была номинирована на премию «Золотой глобус»), но для большинства зрителей Джин Сиберг так и останется Патрицией из экзистенциально-гангстерской драмы «На последнем дыхании», которая сдала своего друга полиции, боясь влюбиться в него по-настоящему.
Ромен и Джин: война и мир
Когда они встретились, Джин было 21, а Ромену - 45. Она была влюбчивой, открытой, чересчур ранимой девушкой, а он пережил так много военных и любовных битв, что уже не мог смотреть на мир сквозь разноцветные стеклышки романтизма. И все же ничто не помешало этому отчаявшемуся идеалисту влюбиться в наивную молодую актрису и связать с ней свою жизнь. С трудом добившись развода от своих предыдущих супругов, Ромен и Джин вступили в законный брак, когда их маленькому сыну Диего был уже почти год.
Благодаря Гари Сиберг прочитала Толстого, Достоевского и Флобера. Благодаря Джин Ромен снова поверил, что людям можно доверять. И все-таки они оба были слишком озадачены своими проблемами, чтобы стать счастливыми. Ромен по-прежнему писал, продолжая то сомневаться в своем даровании, то требовать признания собственной гениальности. Джин по-прежнему снималась в кино, играя роли, которые постепенно накладывали отпечаток на ее душевное состояние. Так, в 1964 году она снялась в фильме Россена «Лилит», для которого Джин наблюдала за поведением глубоко душевнобольных людей в клинике. Однажды, когда она сама будет проходить курс лечения, она крикнет в отчаянье своим посетителям: «Я превратилась в Лилит!». Из роли в роль она все время превращалась в кого-то другого, забывая саму себя. Ночные кошмары учащались, алкоголь помогал ненадолго справиться с собственными состояниями. Ее разрушению поспособствовало и активное участие в судьбе террористической организации «Черные пантеры».
Гари пытался объяснить своей жене, что «иногда черный - подонок не потому, что он черный, а потому, что он подонок», но Джин не хотела его слушать. Чернокожие пользовались добротой Сиберг и вытягивали из нее огромные суммы, не забывая при этом унижать и презирать Джин просто за то, что белые несколько веков презирали и унижали их предков. Джин была зажата с двух сторон: «Черные пантеры» ее использовали, для ФБР она представляла собой угрозу как один из спонсоров черной организации. Тогда было принято решение нейтрализовать актрису. Вторая беременность Джин пришлась очень кстати: в нескольких печатных изданиях пустили слух, что будущий отец ребенка - один из черных лидеров организации. Результатом этой клеветы стали очередной нервный срыв Сиберг и преждевременные роды. Девочка, родившаяся на два месяца раньше срока, прожила всего два дня. Смерть ребенка, которого хоронили в прозрачном гробу, чтобы все могли убедиться в белизне его кожи, окончательно подорвала состояние Сиберг. Ее жизнь превратилась в сплошной кошмар: в перерывах между попытками самоубийства (которые, как правило, приходились на годовщину смерти девочки) Сиберг иногда снималась в кино, иногда пыталась забыться в новом романе то с афроамериканцем, то с алжирцем, иногда напивалась, иногда бредила и видела галлюцинации, иногда писала стихи, иногда боялась темноты и любых шорохов, принимая их за шаги тайных агентов, которые пришли ее убить. И несмотря на непродолжительные периоды ремиссии, полностью Джин уже никогда не оправится.
Разведясь с Сиберг, Гари, у которого было множество легких интрижек, все-таки по-прежнему прилагал все усилия, чтобы помочь своей бывшей жене. Он оплачивал ее лечение в больнице, в то время как деньги Джин по-прежнему шли на нужды «Черных пантер»; он пытался избавить ее от алкогольной зависимости, но Джин постоянно срывалась; он защищал ее перед прессой, но злые языки всегда находили повод поиздеваться над актрисой. В конце концов Гари уже не мог спасти ни Джин, ни самого себя, чьи депрессии не принимали таких клинических форм, но были не менее глубокими.
Разрушенные «королевства я»
В романе «Свет женщины» Ромен Гари писал, что ночь с новой женщиной или новым мужчиной, как и новая книга или новый фильм, - это попытки самоубийства, надежда выбраться за пределы «королевства своего я», которая часто терпит поражение. У них с Джин было слишком много таких попыток покончить с собой. Отдавая каждой своей роли, каждому своему тексту одно из своих «я», надеясь на каждую последующую любовную связь и неизбежно разочаровываясь во всем, они полностью опустошили и уничтожили себя. Их главному «я» оставалось всего лишь сделать контрольный выстрел. Для Джин Сиберг он прозвучал на несколько месяцев раньше.
Разлагающееся тело Джин Сиберг было найдено 8 сентября 1979 года в покрывшейся пылью и сухими листьями машине, спустя 11 дней после ее смерти. В крови Джин обнаружили высокое содержание алкоголя и снотворного. Сиберг оставила записку, адресованную ее сыну: «Прости. Я больше не могла жить с моими нервами».
2 декабря 1980 года Ромен Гари лег в кровать, положил голову на подушку, предварительно покрыв ее красно-бежевой салфеткой, засунул дуло в рот и выстрелил. Записка для прессы была следующего содержания: «День Д. Никакой связи с Джин Сиберг. Любителям разбитых сердец просьба не беспокоиться. Конечно, можно отнести это на счет депрессии. Но тогда надо признать, что я пребываю в ней всю свою сознательную жизнь и что именно она позволила мне состояться как писателю <...>. Я наконец достиг предела самовыражения».
Как же все-таки объяснить эту трагическую судьбу двух людей? В удивительно красивом тексте Гари «Птицы прилетают умирать в Перу», который был признан лучшим французским рассказом в 1964 году, герои то и дело спрашивают о мертвых птицах, которыми устлан пляж. «Все же объяснение должно быть. Всегда есть какое-то объяснение», - повторяют они. Наверное, должно быть. Наверное, есть. Но на страницах этой книги объяснение так и не появляется.
***
P.S. После смерти Джин Сиберг о ней снимали фильмы, писали книги и сценарии. Ее страшная судьба и трагический образ были удачной находкой, мимо которой не могло пройти искусство. Используя ее биографию как материал, режиссеры и писатели лепили из него новую фигуру, имеющую мало общего с самой Сиберг. Тем ценнее фильм великого Филиппа Гарреля «Высокие одиночества», снятый еще при жизни Джин Сиберг. Эта черно-белая немая кинолента, полностью избавленная не только от звука, но и от любой событийности, - самый честный портрет актрисы, который объясняет саму Сиберг даже лучше, чем книги ее мужа. Вот Джин Сиберг спит в своей кровати. Вот она смотрит в камеру и улыбается. Потом ее что-то настораживает, и она пугается. Задумывается. Пытается улыбнуться. Смеется. Плачет. Успокаивается. Проводит пальцем по всем своим морщинам на лице. Заигрывает с камерой. Улыбается. Что-то говорит. Курит. Плачет... «Высокие одиночества» - это невозможность одиночества. Невозможность человека, у которого слишком много лиц. И невозможность актера, в жизни которого всегда есть камера. Он никогда не может остаться один на один со своими страданием, горем, радостью, любовью. Даже когда он уже никому не нужен, когда нет ни съемок, ни репетиций, камера по-прежнему присутствует навязчивым образом в его жизни как постоянный взгляд, от которого не скрыться...
Когда смотришь фильм «Высокие одиночества» в полной тишине, следя за тем, как быстро меняется взгляд Джин Сиберг, как она то становится одержимой своим страданием, то иронизирует над ним, когда наблюдаешь за ее улыбкой, которая уступает место то плачу, то беззвучному страху, когда видишь, как на экране она пытается покончить с собой, и знаешь, что через пять лет эта попытка ей удастся, ты постепенно начинаешь понимать, что именно она имела в виду, когда в предсмертной записке писала о нервах, с которыми больше невозможно было жить.
текст smagazine.ru
No comments:
Post a Comment